О ПРОЕКТЕ ШЭфТ     НОВОСТИ     МЕДИА. ИНСАЙД     ТЕКСТ: KNOW HOW     КОРП. МЕДИА     КОЛУМНИСТИКА     ВИДЕО. ШЭфТ     МЕДИА. ФОРСАЙТ     КОНТАКТЫ  

Книги и огонь. Если человеку дорог не результат, а процесс

«Длинное чтение» всегда считалось способом передачи знания. Сейчас линейное чтение очевидно становится короче. Культура потребления информации меняется, меняется сам формат сборки, передачи и восприятия знаний, что воспринимается на эмоциональном уровне как деградация культуры.
Вопрос, однако, в том, так ли уж необходимы длинные тексты для хранения и передачи знаний. Нет ли тут технологической ловушки.

В «Галактике Гутенберга» Маршал Маклюэн анализирует цитату из Шекспира, в которой статус школяра измерялся количеством написанных им… «книг». Для студента «книгой» было то, что он записал со слов профессора; по сути, это были конспекты. Сколько у студента есть «книг-конспектов» — настолько он и образован. Книги были очень дорогими. Получить книгу иными способом, кроме как записать за умными людьми самому, даже образованному человеку допечатной эпохи было довольно трудно. Соответственно, книга воспринималась как продукт и сертификат личного усердия. Наследие той системы образования – запись за преподавателем – сохранилось в наших вузах до сих пор.
И когда появились печатные книги, тогдашняя профессура увидела в этом деградацию образования. Маклюэн ссылается на многочисленные стенания по этому поводу. То есть вместо того, чтобы корпеть над конспектом, студент мог пойти и купить готовую книгу! Это чудовищно, это, безусловно, профанация знания — по представлениям той эпохи. Что можно выучить, если сам не записывал под диктовку долгими часами, а купил готовое? Все равно что теперь скачать реферат из Яндекса — вместо того, чтобы сидеть в библиотеке.
По сути же, в печатной книге человек получал те же сведения, что и от профессора, но без больших затрат времени.

Возможно, развитие цивилизации сопровождается именно этим побочным эффектом: мы получаем зачастую ту же функцию, но с упрощенной процедурой добычи. Самый яркий пример: мы считаем, что огонь — это символ человечности. Но ведь уже почти никто не пользуется огнем в быту. Для обогрева или разогрева мы получаем ту же функцию совершенно другим образом, часто без пламени. Если древний человек увидит современного человека с зажигалкой, то сочтет его либо богом, либо бездуховной и пошлой тварью – как можно создавать огонь без двух дней ритуальных танцев и священного шепота над кореньями? Это же пошло. Но, оказывается, можно. И никто не испытывает культурного шока по поводу отказа от огня. Этот отказ растянулся на достаточно длительное время.
Видимо, культура и есть те долгие часы священнодействия с щепками и искрами. Культура – это все то, что связано с трудностями по обретению нужной функции. Это зазор между потребностью и ее удовлетворением. Технологии этот зазор уменьшают, сокращая тем самым и культуру; по крайней мере, старую культуру. Отчего и переживания.
Но что если длинное чтение, как и огонь, – не такой уж необходимый ритуал? Что если мы можем получать сопоставимый эффект с меньшими затратами времени (прежде всего времени – это наивысшая ценность, если подумать о природе человека).
Появляются новые формы упаковки знаний — благодаря мультимедиа, благодаря журналистике, которая первая из профессиональных практик сталкивается с цифровыми вызовами (и не просто сталкивается, а для нее это становится вопросом самого существования). Да и среда соцмедиа, где автором становится всякий, предоставляет настолько простые способы захвата и передачи информации, что длинный текст не может конкурировать с ними.

Очевидно, монополия длинного текста на передачу смыслов была обусловлена, прежде всего, техническими причинами – если носитель физический, то большие тексты легче складировать, систематизировать и передавать. Именно эти потребности и обусловили средний размер книги, который легко представить. И, что немаловажно, — из-за трудности доступа к тексту (неграмотность, дороговизна книг и т.п.) текст был недоступен простым людям и поэтому служил для поддержания монополии дворцов и храмов. Монополия на текст была одновременно монополией на власть.
На основании этих технических параметров возникли представления о святости текста, святости книги. И вот технические условия уже другие, а представление о святости продолжает руководить поведением и оценками.
Вероятно, священный текстоцентризм письменной эпохи уходит в прошлое. Мультимедиа возвращают нам дописьменное аудиовизуальное восприятие, но на новом витке развития. Теперь аудиовизуальные «эпистемы» можно легко складировать и передавать на расстояние, чего люди дописьменные были лишены (потому и пришли к письменности).
Переходный период будет сопровождаться ломкой, неизбежны реальные знаниевые потери из-за смены форматов и носителей. Эмоционально это все довольно трудно, поскольку цивилизация 5 тысяч лет затачивалась на текст, как основной носитель сведений. Но процесс ественным образом идет туда, где проще; эволюция – это не гора, на которую взбираются, это воронка, в которую засасывает. Поэтому сопротивляться можно и нужно, это даже наш долг — долг людей той эпохи; но бесполезно. Книги станут предметом винтажной моды, знаком престижного потребления, но культурную роль утратят, это лишь вопрос времени. Уже утрачивают.

А если затрагивать более отдаленные горизонты, то гаджетизация организма должна привести к появлению третьей сигнальной системы, признаки которой уже видны в росте интерактивной инфографики, в визуальных семантических объектах, дополенной реальности и т.п. Тогда семантическим носителем окажется не слово (которое, вообще-то, довольно неуклюжий посредник между сознанием и смыслом), а прямо наведенная эмоция или прямо наведенное ощущение, испытываемое от семантического объекта органами чувств. Это будет; это уже начинается в 4D- и 5D-кинотеатрах.
Где в этом мире место книге?

Андрей Мирошниченко

Комментарий для портала Pro-books: ««Книжку жалко»: кто пока готов читать, и какое будущее у книги»

 

ШЭфТ